Газ
На западном фронте...
Передо мной зияет воронка. Я пожираю ее глазами, мне нужно добраться до
нее одним прыжком. Вдруг кто-то бьет меня по лицу, чья-то рука цепляется за
мое плечо. Уж не мертвец ли воскрес? Рука трясет меня, я поворачиваю голову
и при свете короткой, длящейся всего лишь секунду вспышки с недоумением
вглядываюсь в лицо Катчинского; он широко раскрыл рот и что-то кричат; я
ничего не слышу, он трясет меня, приближает свое лицо ко мне; наконец грохот
на мгновение ослабевает, и до меня доходит его голос:
- Газ, г-а-а-з, г-а-аз, передай дальше.
Я рывком достаю коробку противогаза. Неподалеку от меня кто-то лежит. У
меня сейчас только одна мысль - этот человек должен знать!
- Га-а-з, га-аз!
Я кричу, подкатываюсь к нему, бью его коробкой, он ничего не замечает.
Еще удар, еще удар. Он только пригибается, - это один из новобранцев. В
отчаянии я ищу глазами Ката, - он уже надел маску. Тогда я вытаскиваю свою,
каска слетает у меня с головы, резина обтягивает мое лицо. Я наконец
добрался до новобранца, его противогаз как раз у меня под рукой, я
вытаскиваю маску, натягиваю ему на голову, он тоже хватается за нее, я
отпускаю его, бросок, и я уже лежу в воронке.
Глухие хлопки химических снарядов смешиваются с грохотом разрывов.
Между разрывами слышно гудение набатного колокола; гонги и металлические
трещотки возвещают далеко вокруг: "Газ, газ, газ!"
За моей спиной что-то шлепается о дно воронки.
Раз-другой. Я протираю запотевшие от дыхания очки противогаза. Это Кат,
Кропп и еще кто-то. Мы лежим вчетвером в тягостном, напряженном ожидании и
стараемся дышать как можно реже.
В эти первые минуты решается вопрос жизни и смерти: герметична ли
маска? Я помню страшные картины в лазарете: отравленные газом, которые еще
несколько долгих дней умирают от удушья и рвоты, по кусочкам отхаркивая
перегоревшие легкие.