Трибунал Сыновний расставит все точки и хозяина тюрьмы поставят к стенке
Товарищи. Ровно в 19:00 по московскому времени все берем гитары и играем песенку. Если не умеем играть - упоенно напеваем ее. Сделав это отмечаемся в комментах. Если есть на что записать, то записываем и сливаем куда-нибудь.
Трибунал Сыновний расставит все точки и хозяина тюрьмы поставят к стенке
Почему сейчас никто не напишет роман по всем классическим канонам о современности? Неужели у нас нет психологеских и социальных проблем? Неужели ни у кого не болит о них душа? Или просто талантов нет? А если есть, то где? Почему о них никто не знает? Почему пишут всякую хуйню, вроде Пелевина или духless? Чернуха, попс. Ужасно.
Понимаю, что такие вещи на заказ или даже, как агитка, не пишутся. Мол, возьму, напишу роман о современности. Но неужели ни у кого все, что вокруг, внутри не болит? Может есть какой-нить хитровыебаннаый андеграунд?
Кстати, кто будет писать, делюсь на халяву одной фишкой))))
Вставьте посреди кульминации фразу типа "А тут, дорого читатель, не подумайте, что меня судьба Р.Р. волнует меньше, чем вас. Но требуется сделать вынужденное, или скорее принужденное, по моему социальному положению, отступление. Так вот. На столе что полагался, в аккурат по правую руку от мертвой старушки , стояла шикарная кофеварка фирмы "Energizer", в ней можно варить охуенный кофе, ее небольшой вес позволяет брать ее на дачу, чтобы полакомится свежим кофе, сидя теплыми вечерами на веранде. Ее специфическая форма обеспечивает оптимальную температуру приготовленного кофе..."
Трибунал Сыновний расставит все точки и хозяина тюрьмы поставят к стенке
Проснулся. Вчера весь дунь делал этот матан гребанный. А я до сих пор ни в чем не уверен - объем невъебенный, сложно все, на разбор много очень времени уходит.
Думал вот в деревню съездить на воздух. Облом, не успеваю вписаться(
ЮРИЙ ШЕВЧУК: Быть рокнролльщиком — одно, а быть шутом — это другое.
Беседа состоялась после концерта ДДТ "Эй, Петербург, Петроград, Ленинградище" в Нижегородском Нагорном Дворце Спорта 2 ноября 2003 года в номере Юрия Шевчука в гостинице "Волжский Откос".
На дворе стояло уже третье ноября — беседа началась в первом часу ночи. Присутствовали лидер группы "ДДТ" Юрий Шевчук, корреспондент газеты "Православное Слово" Илья Волков, его друзья, а также несколько московских школьников вместе с учительницей, которые отдыхали в той же гостинице.
ЮШ: Сегодня у нас был пятнадцатый или шестнадцатый концерт в туре. Уже просто немножко устали.
Поклонник: В Москве уже играли?
ЮШ: Нет. Мы в Москве будем играть 12 ноября. В Олимпийском. Огромный зал. Огромный концерт. Работали много, начали гастроли с Израиля, потом Украину всю проехали, теперь вот Россия, да.
Поклонник: Ну и как вам Израиль?
ЮШ: Офигенная страна. Мне очень нравится молодежь в Израиле, она очень альтернативная. И она как-то знаете так, очень так косо смотрит на буржуазность, на глобализацию. Вообще, израильская молодежь она такая, другая. И очень многих молодых людей вывезли родители в Израиль без их желания. И эта молодежь, она очень не любит, в общем там есть чуваки, нормальные девчонки, ну там знаете (заваливается еще около десяти человек), в Израиле ведь... ребята, садитесь на пол... и закройте дверь.... Ну, в Израиле, вы знаете, у нас был концерт там в Иерусалиме, там за все годы Антифады уже было взорвано 50 ресторанов, это считайте вот за десять лет пятьдесят ресторанов и вы жизнь какая в Израиле — ты живешь, ты провожаешь свою девушку на автобус на учебу, автобус взорвали — все, девушки нет, то есть это как бы мир — все хорошо, небо, Иерусалим Господь, храмы, очень духовно все, а с другой стороны тут же смерть — тут же вышел на улицу, чемодан — вот мы даже шли в Натании и чемодан у обменника — где баксы меняют — бах!, понаехали полицейские, то да се, ну то есть такая жизнь, очень интересная, но они, израильтяне к этой жизни привыкли и вот как бы мир, все хорошо, цивилизация, масса кафе, ресторанов, музыкантов, а с другой стороны каждую минуту ты можешь погибнуть — и все, зайдя в магазин, в туалет, в кафе, в автобус, в машину, в такси, то есть вот так — вот такая жизнь и как-то вот она очень такая странная, у нас тоже есть терроризм, но не до такой степени. Мы играли два года назад — как раз, когда "Дельфин", дискотека, взорвалась, там погибло до 40 детей русских, ну вот таких как вы, из России, они туда приехали отдыхать и всех грохнули.
Илья Волков: Юрий Юлианович, вот у вас есть песня такая, "Город без окон", она выйдет когда-нибудь вообще?
ЮШ: Нет, она не выйдет, я думаю, ну она такая, попсовая, не понравилась. Мы не стали ее записывать, у нас много песен уходит в ведро.
Поклонник: Юрий Юлианович, боюсь, что это вам только кажется, у пиратов это все выходит замечательно.
Илья Волков: Да! Как вы относитесь к пиратству вообще?
ЮШ: К пиратству я отношусь спокойно, потому что я понимаю, что пиратство — это суть того, что нет денег у людей. Поэтому мои все друзья, грешат тем, что покупают пиратские диски, какого-то нового альбома Nine Inch Nales дешевле в десять раз. Но это — экономика. Но с другой стороны пираты, конечно, зарабатывают огромные деньги на нас. Я вам хочу сказать, что девяносто процентов дисков ДДТ выпускают пираты. Десять процентов только официальные.
Поклонник: Юрий Юлианович, а как вы относитесь к песне "Меня зовут Шнур"?
ЮШ: А что это за песня? Я не слышал такую песню.
Илья Волков: Ну, там, в частности, есть такие строки: "ДДТ — так раньше назывался дихлофос, воняет так, что до сих пор болит нос".
ЮШ: (иронически) Ну это хорошо, что у Шнура воняет. Шнура, честно говоря, я его знаю, но я его не люблю. Я всегда говорю то, что думаю. Шнур — это... Вы знаете, вот для меня поэзия, рокнролл, а в рокнролле, в русском рокнролле очень много поэзии, поэзия для меня — повышение языка. Когда идет понижение — мать-перемать, это не поэзия уже. Шнур — человек очень смешной. Он вы знаете, он начинал, он учился даже в питерской семинарии.
Илья Волков: Да, он, по-моему, даже степень кандидата богословия имеет.
ЮШ: Да, имеет, но, к сожалению этот человек, ну как тот чувак, который тоже ходил за Христом и как бы его предал. Вот он, на мой взгляд, не буду грузить вас, что он что-то предал, я думаю, Шнур не такой силы, как Иуда, но он пошел в попсу — вчера я включил муз-тиви и между стрелками и белками выступал Шнур под фанеру, он был призером, да этой попсовой премии и на самом деле... и разевал рот под фанеру. Ну, я вам хочу сказать, что очень умный человек, очень циничный, и человек, который добился того, чего он хотел — славы, популярности и денег. Я недавно был на Украине — Шнур играл только по дорогущим клубам — вообще, сейчас у меня есть пара друзей-банкиров, которые тоже есть нормальные люди — они его все приглашают на свои тусовки, приезжает Шнур для банка, там того-сего, для новых русских, олигархов, приходят дамы в декольте, тусовка, все — олигархи. Выходит Шнур в этой зеленой кепке и говорит: "Ну, что, блять, вашу мать, трампампам", дамы визжат, а банкиры хихикают — "Класс!". Знаешь, быть рокнролльщиком — одно, а быть шутом — это другое. Вот Шнур — это шут, он стал шутом и это очень плохо. Шут — это профессия, но это не рокнролл. Это мое мнение и вот быть шутом — это хреново, развлекать богатых, дамочек вводить в краску, чтобы они брякали бриллиантами и так далее и чтоб банкиры хихикали — это неправильно. Шнур остался шнуром, он остался Веревкиным и, ну и все, что я вам могу сказать о Шнуре. Мое личное мнение, необъективное, но оно четкое. Я не люблю, когда матерятся со сцены, я не люблю, когда молодежь — вот такие, как вы, там тыщ семьдесят, орут "мать-перемать", я не люблю этого, мне кажется, что все-таки мат — это иногда, знаете, на войне, где-нибудь в окопе, просто другого слова не придумаешь, но это должно быть адекватно жизненной ситуации, жизненному переживанию, а когда ты выходишь на сцену, вальяжный, пьяный и говоришь "мать-перемать", это так пошло и грубо, это неправильно, ребята, я не хочу, чтоб мои дети... и вот представляете, вот сейчас мы все будем материться и что будут барышни думать, ну это неприятно, это просто неприятно, вы знаете, я верю в то, что нам от Бога дана какая-то чистота слова и что вот эти грубые слова — они нас корежат даже не от воспитания, а от нашей природы. Ну плохо, когда ты заходишь куда-нибудь в лавку, рядом стоят пьяные жлобы, начинают материться и тебе просто вот хочется им сказать: "Ребят, хватит ругаться", с другой стороны ты думаешь: они тебя сейчас побьют. А с другой стороны вот это и есть проверочка на вшивость, а ты им все-таки говоришь, а тогда надо уметь драться, над собой работать, туда-сюда и начинается жизнь, жизнь начинается! Вот и все! Борьба за добро. Вот и все. В этом смысле я учился драться очень долго. И, по крайней мере, я могу себе позволить сказать пьяному жлобью у киоска: ребята, не ругайтесь.
Илья Волков: Вот вы сейчас говорите о борьбе за добро. А как вы относитесь к религии, как вы относитесь к Православию?
ЮШ: А насчет Православия: я хочу вам сказать, вот вы журналист и я хочу сказать, что о Православии, о вере — вообще, это очень интимная вещь для меня. И говорить о вере — я не Костя Кинчев, чтобы орать там на каждом углу, ну, не знаю — мы друзья. У Кости свой путь, у меня — свой путь. Я считаю, что назидательности нельзя здесь никакой. И вот напряга вот этого — и вот молодежь тащить за шиворот в Православие тоже нельзя. Тут каждый выбирает. Просто каждый из вас же ребята — он же все понимает — что есть Сатана, что есть черт, что есть Бог, что есть дьявол. Господь действительно даровал свободу выбора. Каждую секунду своего бытия ты выбираешь — мне так поступить или эдак, послать или не послать, полюбить, простить или не простить — это же важные вещи. И мы вот в результате становимся или Православными или не очень или атеистами. Атеизм — тоже вера, как сказал диакон Андрей Кураев. А это мой большой друг, вы знаете?
Илья Волков: Да, я знаю.
ЮШ: А вы не читали диакона Андрея Кураева?
Илья Волков: Я вообще с ним знаком.
ЮШ: Прекрасный богослов.
Илья Волков: Я с ним знаком.
ЮШ: Да, очень рад, очень рад. Это мой хороший товарищ, да.
Илья Волков: Передавайте привет.
ЮШ: Спасибо.
Поклонник: А где ваш следующий концерт?
ЮШ: Саратов, потом Волгоград, Ростов-на-Дону и Москва.
Илья Волков: А по какой причине вы перенесли свой концерт в Уфе?
ЮШ: В Уфе мы перенесли концерт, потому что там сейчас идут президентские выборы. А мы в политических играх не участвуем, потому что это пошло и поэтому мы перенесли концерты. В мае приехали ребята, а я сам вырос в Уфе, приехали ребята студии НТВ и говорят: расскажите что-нибудь хорошее об Уфе, ну я там распрягся, Уфа — класс, вообще, у каждого человека свой любимый город — это где ты первый раз полюбил, остальное все — фигня — где ты первый раз девчонку поцеловал, все — это на всю жизнь. И для меня Уфа — этот город. Я об этом обо всем рассказал, а потом это все приклеили к какому-то местному депутату, и он потом сказал: "А вот Юра говорит, и я с Юрой, и мы вместе... голосуем за нас!". Блин! Я на них в суд подал, туда-сюда, это было ужасно, то есть, люди, это называется черный пиар вот такой, да. Поэтому в этот раз мы решили объехать Уфу, потому что там президентские выборы и там очень серьезно все, ну, в общем, решили, так сказать, чтоб поменьше народ вякал, с кем мы, чего мы. Я написал два письма серьезных. Я написал о том, что для художника, для певца, для музыканта самое главное — это внутренняя свобода. Когда ты в какой-то партии находишься, ты становишься подчиненным человеком, подчиненным каком-то начальству, которое тебя грузит, которое тебе говорит: "Юрок, ты должен так поступать, а не иначе", а для художника важна внутренняя свобода, вообще она для каждого человека нужна. Ты должен сам думать, как поступить, в соответствии со своей совестью, а не приказами сверху, поэтому вообще творчество — это вообще самая важная и свободная вещь на свете, творчество, потому что творец — ты творишь. Если ты не можешь творить, ты не творишь, если можешь, то ты творишь. Важная вещь. Это свобода! Внутренняя свобода. Ты можешь сидеть в тюрьме и быть свободным от этой камеры, потому что у тебя есть внутренняя свобода. Ты не подчиняешься этим внутренним законам. Это дорогого стоит, на самом деле. Это важно. Человек — он свободен. От рождения и от самого своего начала. Он может с кем-то пойти, но по своей воле. Но не по принуждению. Это важные вещи, ребята. Не по принуждению. Что-то я вас загрузил. Задавайте любые вопросы, ребята, я с удовольствием отвечу. Можно нелицеприятные.
Поклонница: А разве слава не делает человека циничным? Вот вы сейчас сидите и говорите про то, что вот этот плохой, вот этот хороший.
ЮШ: Нет. А вас как зовут?
Поклонница: Юля.
ЮШ: Разве я сказал, что вот это — плохой, вот этот — хороший? Вы это услышали? Вот честно скажите.
Юля: Нет.
ЮШ: А что же тогда говорите. Вы знаете, вот тот же Андрей Кураев... если вы интересуетесь Православием, я думаю, что нет. Ну, вообще для русского человека это совершенно нормально. Я в вашем возрасте тоже об этом не думал. Потому что пока тебя не коснется серьезное горе, какая-то беда, и никого рядом.... И ты стоишь вот так на краю, да, крыши так шатаешься — там тридцать метров (внизу) а там, — а там не тридцать метров (вверху) там — бесконечность, а сзади — тепло. И ты стоишь и думаешь. Вот иногда что-то случается с человеком — начинает думать — "Блин, что же я делаю. На самом деле — это же уныние это же — грех". Понимаете, самоубийство, я сейчас говорю об очень сильных вещах — это тогда, когда у человека возникает мысль что кроме зла ничего нет в этом мире. А так не бывает. Всегда есть добро. Всегда есть хоть капля добра, только стоит это увидеть. А иногда человеку кажется, особенно молодому, такому как вы, когда вы так искренне все чувствуете — или полная радость или полная беда, а молодежи это свойственно — я сам такой же был дурачок вечный, да. И понимаете, всегда нужно помнить, что есть добро, есть оно и не надо доверять своим чувствам так окончательно. Не надо стоять... мы можем стоять на краю, но надо сделать выбор, надо опять вернуться в мир, нужно дойти и пройти то, что тебе ниспослано судьбой, если хочешь. Или Богом, если хочешь. Неважно — судьбой, друзьями. Важно нести добро людям. А вот когда вот ты о ком-то плохо говоришь, это всегда к тебе вернется, но когда Андрей Кураев, наш великий богослов, говорит, что когда ты говоришь, что Вася Пупкин — говно и педераст, вот он, просто ты его приложил, все, извини, я сейчас грубо говорю, но четко, ты — прокурор, ты его осудил, ты — все, ты на нем поставил крест, и ты тут проиграешь сильно, это к тебе вернется. Но когда ты говоришь, что Вася Пупкин в данный момент поступил как говно и педераст, это ты его осудил, но не засудил и ты его осуждаешь, не его, а его поступок и ты ему помогаешь, может быть, Вася Пупкин когда-нибудь услышит и скажет — "О, она права!" и изменится в добрую сторону. Понимаете разницу суда и осуждения. Важные вещи. В мире не все так просто тоже и с любовью происходит — "ай-ай-ай, он меня не любит, не любит, не любит". Что это значит? А может вы его не любите? Может, вам кажется просто. Может быть, это любовь? А что такое любовь? Вот ответьте мне. Кто скажет, что такое любовь?
Поклонница: Высокие чувства.
ЮШ: А, высокие чувства. А есть низкие сексуальные. Девчонка понравилась. О, клево.
Поклонник: А это не любовь.
Илья Волков: Это просто влечение.
Поклонник: Юрий Юлианович, а вы верите в любовь?
ЮШ: Ребят, я никакой не гуру и никакой не святоша. У меня все было. Бывало и девчонка понравилась, я честно скажу. Но с другой стороны, прекрасно же понимаю, что любовь — это, фуууууу..., ну это просто, это уникальнейшее чувство.
Поклонница: Ну, мне кажется, любовь основана на другом немного.
ЮШ: Абсолютно на другом. Любовь — это гармоничнейшее чувство. Бывает, что вам в молодом человеке нравиться вот тело, какой-то необъяснимый взгляд, какой-то ужим, какая-то ухмылка и вы думаете — какой клевый, мать его етит и девчонка также — ты даже не понимаешь — что-то сексуальное в запахе, то, се, все это есть, но любовь — это изучение мира, на самом деле, любовь, она имеет огромную дорогу. И постижение мира есмь постижение любви. То есть, первоначальное понимание любви — это физиология, мужчина и женщина — это первоначальное понимание, потом высшее понимание любви — это душевное, что для тебя этот мужчина не только партнер, а еще и душа, мать честная, у него душа. И ты любишь не только его уши, серьги и волосы, а его душу, а дальше, а ты вдруг понимаешь, что он взял и тебя защитил, просто от трехсот хулиганов и он тебе что-то такое рассказал, и ты понимаешь, что он — духовен, а это еще выше — духовность, а потом еще ангельский уровень понимания любви и так далее вплоть до божественного, и когда мы с вами умрем все, мы это поймем. Это бесконечная дорога познания жизни любовью. И на самом деле, чем выше ты ее чувствуешь, тем выше ты стоишь вообще как человек, как личность. Это очень важные вещи. Очень много быдла, вы его видите, для которых любовь — только секс, только это — все. Это сейчас муссируется со всех экранов по телевизору, везде, глушат наших пацанов. Это печально так. Любовь — это, блин, эротика, эротика, эротика. Там, Нагиевы, все эти окна, когда вываливают вот эти коммунальные отношения — "А, а твой папа — педераст, а мама — блядь, а, а, а, а жена — проститутка а, а, а, а!!!", и все это подстроено, я знаю даже, кто это пишет сценарии на ОРТ. Абсолютно все подстроено — все актеры играют, это навязывание стране вот такого понимания любви, вот такого.
Поклонник: Но это нужно. На это есть потребитель.
ЮШ: Нужно? Я с вами абсолютно не согласен. Потребитель есть на все. Так давайте будем вообще плодить уродов, потому что найдутся покупатели, если вашими словами думать, вы понимаете, что вы говорите чушь, ересь говорите. Как может быть — все, все продается, да? Все можно продать — мать, родину
Поклонник: Многое...
ЮШ: Все, но, но не любовь. Потому что настоящая любовь не продается, потому что любовь настоящая — это тогда, когда ты этого человека любишь больше чем себя самого. И ты способен ради него пойти на все абсолютно, даже на смерть. Вот что такое любовь. Такой шаг. Я не знаю, кто из вас такое чувство испытывал.
Поклонники (человека три): Я.
ЮШ: Вот. И тогда вы бы так не сказали, если бы вы испытали. Ну, это я вам хочу сказать, что я знаю очень много людей, очень пожилых и старых, которые не испытали этого чувства и умерли, не испытав его никогда. Любовь — это благодать и колоссальное... это ужасное чувство. Тебя раскорячит так, что ты будешь умирать, ты будешь ужасно себя чувствовать, и это все. Но с другой стороны, как сказал один хороший писатель, может быть, вот это и есть то чувство вот этой трагедии мира и вместе с тем какого-то безумного счастья, здесь же все рядом, может быть, это и есть название этому человеку, то есть — не человек — то, что он ест, пьет, трахается, пьет, ест, трахается, делает бабки, раз — и умер. Человек — это, наверное, то, что ты должен до края дойти, до грани, до самого, до максимального познания мира в своем в этом бренном теле, блин, странном — иногда не очень красивом, иногда таком — но это всего лишь тело, ребят, это — оболочка.
Илья Волков: Меня в этом смысле очень поразила ваша программа "Мир Номер Ноль".
ЮШ: Ребят, можно я не как алкоголик, но все-таки выпью. Ребят, если кто хочет, немножко тоже можно. Скажу одно — и группа ДДТ — единственная группа, которая не рекламирует ни алкоголя, ни пива, ни сигарет.
Поклонница: Первое Нашествие я смотрела (уточнение — ДДТ играло на третьем Нашествии).
ЮШ: Мы даже сняли эти афиши (видимо, имеется в виду то, что были афишы с группой ДДТ и рекламой алкоголя). Вы не представляете, что нам это стоило — снять эти, блин, вывески с пивом на Нашествии. Козырев там опух, но мы этого добились, да. Ребят, мы не имеем права рекламировать это говно, но с другой стороны сейчас вот по чуть-чуть, вот под компанию — ну, смотрите сами, я всем налил.
Поклонник: Насколько я помню, раньше вы с "Нашим радио" работали. А сегодня я что-то увидел у вас радио "Максимум" рекламу.
ЮШ: Мне по фигу, с чем работать.
Поклонник: Нет, это какие-то личные взаимоотношения?
ЮШ: Никаких. Я с Мишей (Козыревым — И. В.) до сих пор поддерживаю отношения, мы с Мишей Козыревым во многом не сходимся. Мне не нравится его формат, который от рокнролла берет только лирику, но с другой стороны — Миша — славный парень, и я его люблю. И он хороший, хороший. Если бы не было бы Козырева, сейчас бы вообще от рока вообще бы ничего не осталось.
ЮШ: Ребята, все разобрали? Ну, ребят, давайте, кто скажет тост? Чтобы не было вот так голословно.
Илья Волков: Можно, я скажу?
ЮШ: Только недолго. Давай.
Илья Волков: Я хочу выпить. Я хочу выпить за сегодняшний концерт, за группу ДДТ, за вас, за всех, кто здесь, присутствует, за вашу музыку.
Поклонница: Я хочу сказать, что это очень здорово, что у нас есть такие группы, несмотря на то, что за десять лет с нами произошло, которые воспитывают детей. Я видела много молодежи на ваших концертах...
ЮШ: Сегодня были одни пацаны.
Поклонница: Это здорово на самом деле, потому что ваши песни воспитывают, поэтому спасибо вам большое.
ЮШ: Ну, мы не воспитываем. Все дело в том, что мы как раз не пытаемся воспитывать, мы просто делимся, делимся своим опытом, и всего лишь, своими знаниями, воспитывать — это сразу назидание, это все.
Поклонница: Нет, нет, я имела в виду, что эти песни, ваши тексты, ваше существование, оно на многие года. И я сама вот когда вот была — неправильная, а теперь вот они (здесь надо пояснить, наверное, что это — учительница, которая отдыхала в той же гостинице вместе с группой ребят из московской школы). Но они — совсем другие, нежели мы.
ЮШ: Конечно, конечно. У них — великое будущее.
Поклонница: И им не так легко, как нам.
ЮШ: Нам было легче. Я тоже так считаю — легче. Их деньгами очень испытывает время, Господь. Ужасно. Бабки, бабки, бабки.... Не, серьезно. У нас была романтика. У нас было все проще. Давайте, за вас, ребята! (Звон стаканов)...
Поклонник: Вот вам не надоело вот в каждый город приезжать, и вас спрашивают, — как вам нравится наш город?
ЮШ: Во-первых, мне не надоело приезжать в каждый город. И если меня спрашивают, я отвечаю. Ой, ребята, лучше бы вы не курили... Вы знаете, вот нам в свое время не говорили, что курить вредно. Я вот закурил, до сих пор бросить не могу...
Поклонник: А вот у вас в ваш последний приезд было много фальшивых билетов....
ЮШ: Ну, вы знаете, я обычно в городах, если ко мне на тусовку приходит молодежь — типа "Юрий Юлианович, у нас нет билетов", я всех провожу через служебный вход и это естественно, и никаких проблем нет, потому что мы работаем сейчас во Дворцах Спорта почему — потому что билеты можно сделать дешевле и, ну, демократичнее концерты и так далее и мы не играем никогда в клубах мажорных там таких.
Поклонник: У вас самые дешевые билеты на концерты.
ЮШ: Да. Мы стараемся, стараемся. Хотя мы возим два трейлера с аппаратурой, и вы слышали сегодня звук, — он был лучше. И у нас мелкие очень гонорары в отличие от наших коллег. Ну, поймите правильно — ведь это важно. У нас был в Казани позавчера концерт, так там был такой аншлаг — я честно говоря, даже не ожидал.
Поклонник: А вот как так получилось — у вас в Кремле концерт был — попасть туда невозможно было совсем. Там места были сидячие.
ЮШ: В Кремле — мы там были с симфоническим оркестром — ну, это был вообще бред и я просто поддержал чуваков. У нас сейчас в Москве на стоячий партер — по 150 рублей билеты. В Питере — вот сейчас 24 ноября будет концерт по 150 рублей практически весь зал. Мы стараемся опускать цены как можно ниже. На меня даже коллеги ругаются — ты, говорят, цены сбиваешь. Но с другой стороны я понимаю, что 150 рублей, 200 для молодежи — это до фига.
Илья Волков: На ваш концерт во Дворце Спорта тоже изначально билеты стоили 150 рублей.
ЮШ: Ну, видите, мы иногда — вот какая страна у нас интересная — мы иногда делаем все билеты по 150 и билеты скупают эти, как их — спекулянты — да и тут же за 300 — 400, и на меня пацаны ругаются и в интернете даже ругаются — по 300 — как по 300, по 150, я же знаю.
Поклонник: А вы с фальшивыми билетами как-то боретесь?
ЮШ: Я не, я вообще ни с чем не борюсь. Я борюсь прежде всего с самим собой. Больше, да. А с фальшивыми билетами, с пиратами бороться... — у нас должна страна подняться. Она должна стать другой — и тогда этого ничего не будет.
Илья Волков: А каким вы вообще видите будущее России?
ЮШ: Иногда хреновым, иногда — не очень. Вы знаете, если вам интересно — ну, тяжело будет — вот вам очень тяжело. Я считаю, что вообще, может быть, мое поколение — оно, может быть, самое счастливое... Но тяжело будет. Ну, наезды будут. Россию сейчас будет рвать на части. Серьезно. То, что происходит сейчас — это только начало, ребята, начало. Дело даже не в олигархах — бог с ними, с этими дураками. Дело гораздо серьезнее. Идет геополитика. Я вот в прошлом году был в Афгане, допустим, — я каждый год бываю на двух—трех войнах, там-сям — я вижу болевые точки мира — мне это интересно, как художнику, а не просто там как какому—то там дядьке. То есть, мне интересно вот куда пойдет мир и так далее — это прочее. Я вот хочу сказать, что не все хорошо. В Афгане я был в прошлом году, когда мы туда вошли — вошли америкосы, вы помните это, да? Война с талибами, а мы вошли через неделю после них. У меня есть друзья — МЧСники. Ни у кого нет родителей, в МЧС работающих — замечательная служба и мои друзья и я просто очень дружу — вот, кстати, если парни хотят себя испытать, — хорошая профессия — и платят неплохо вот и с МЧСниками я был во многих местах — допустим, в той же Турции на землетрясении — неважно — и в Афгане мы развернули два госпиталя впервые — то есть, Россия воевала с Афганистаном — вы знаете, десять лет. Вы знаете, сколько Россия убила в Афгане людей? Сколько афганцев погубили? 2 миллиона. А наших мы потеряли — 15 тысяч. Я хочу сказать одно — когда ты приезжаешь в страну где твоя нация, твое государство убило 2 миллиона людей, это уже требует какого-то там, мать его ети, веселого настроения. И вы знаете, я ходил по Кабулу, я ходил без оружия и америкосы там — камеры у этих придурков всех, я видел, как они разворачивались, и конечно, я вам хочу сказать, когда афганцы просто улыбались мне как-нибудь криво — о, шурави, шурави — я там снимал фильм и это было очень интересно, потому что мы были первыми русскими, которые были там за десять лет, и я вам хочу сказать, что они забыли, что мы убили два миллиона. Они обрадовались, мы развернули два госпиталя МЧС, и я увидел десять тысяч человек, мы стреляли очередями в воздух, потому что толпа ломанулась, американцы—то сбросили бомбы — воевали, Россия вот первый раз в своей геополитике в истории — она пришла без оружия она пришла с добром — и знаете, как люди были рады! И как я был горд за свою страну — там было где-то 50—60 врачей, сто медсестер и мы лечили людей просто. И я пел там чувакам песни — ну, как-то пытался, ну это было здорово. И я так был горд за Россию, что мы пришли туда не с калашниковыми, а что воевали другие. Но с другой стороны — представьте себе очереди — и брюшной тиф, чума, лихорадка, все случаи экземы и вот этой вот страшной болезни кожной — проказы — и так далее, и так далее, и все это прет на вашего покорного слугу, и он стоит и смотрит и все они цепляются ему за руки, пытаются своих детей полностью в язвах, в проказе — закинуть вперед очереди — ну, невероятно просто — это было настолько ужасно, это средневековая страна. По мусульманским временным исчисленьям сейчас там XV век, но я думаю, что это был век, наверное, XI, и мы стреляли в воздух, чтобы толпа отхлынула. Хирурги работали, врачи, с утра до ночи — просто вставали — ну, час сна, стакан водки — опять работа, работа, лечили людей. Вы не представляете — представляете, что такое брюшной тиф — до тебя просто человек дотрагивается — и это все. И вот вы знаете, никто не заразился, никто не заболел, никто. Странно. Никто не заразился, не заболел. Так же как в свое время Наполеон, помните, вошел в чумной барак — вот тоже самое. Потому что когда — я понял вот то, что когда с добром — это видишь вот и у тебя желание только помочь людям, потому что на самом деле мы приехали в страну, где не было ни одной газеты, не существовало радио, телевидения, электричества, просто кайф — полное средневековье. Одна книга — Коран. Все. Дрова на вес. Вот дров килограмм, тут — гирька и гирька стоила я уже не помню сколько там афганей, ну, в общем до фига и вот только огонь, земляные хижины и рядом огромные дворцы талибов. Мы жили во дворце талиба, который отвечал, по-моему, за пограничников. И у него семь мраморных ванных комнат — по количеству жен. Каждая жена имела свою мраморную ванную комнату со всей технологией. Наисовременнейшей. Джакузи, какие-то турецкие штуки, все, что угодно. Этого талиба расстреляли в этом же дворе. И правильно сделали. Потому что рядом — просто пещерные жители. Дома из глины. Ни туалета, ни огня, ни воды. Все — вот — один вот костерчик — и люди так сейчас живут. Это. Ну, как вам сказать, ребята. Мы живем очень хорошо. По сравнению с афганцами. Но с другой стороны, я видел 14-летних воинов с калашами с таким свирепыми четкими глазами — это совершенно другие глаза у молодежи. Абсолютно другие люди, абсолютно другая цивилизация, все — другое. Все — другое. И ты вот стоишь и смотришь — на тебя вот эти пацаны смотрят пятнадцатилетние и там такое знание — знаешь уже вот, войны вековой против всего этого сучьего европейского белого мира. Они так смотрели. Они ненавидят белую расу. Потому что в 1801 году англичане туда первыми вошли, и они там наломали дров. И так далее, так далее, так далее. Кончилось нами. И кончилось талибами, меджуусобицей и так далее. Это было... Это был другой мир. Я там подумал, ребята, — а на фига мы туда вошли. А зачем. Почему мы из этого общества мусульманского причем архаически мусульманского — там даже не шиизм, там даже глубже — там просто люди Корана, люди книги — там сунниты, и мы там навязали им рабочих, крестьян, интеллигенцию, там этого не было ничего. На Востоке ребята, там — так. Там просто есть бай — хозяин, отец, а есть его дети. И отношения между богатыми и бедными там не такие как у нас. Там отношения отца к сыну. Отец богаче, чем ты, отец тебе дает деньги, не ты же ему даешь, вот и все. Вот во всем мусульманском мире именно так. Богатый дает деньги бедным. Бедные — сыновья этого богатого. Абсолютно другая философия. Вы читали Коран?
Несколько поклонников: Я.
ЮШ: Я, я. (Обращаясь к московским школьникам) А из вас? (Ответ — чей-то — "Даже Библию не читали"). Я вам хочу сказать об одном, что Коран, Коран — это такая книга, вообще в мусульманстве невозможно, невероятно и нереальна социальная смута. Потому что там нет социализма в корне в этой книге. В мусульманстве живут по Корану. В Коране есть старший, есть младший. Есть "ай, слюшай, большой человек, ай, слюшай, маленький человек", да? Все. Нет никакого социального противоречия. Есть сын, есть отец. И когда европейская нация начала навязывать мусульманскому миру вот этот расклад наш — социальный, это разбередило чертову атомную бомбу и на самом деле иногда — вот я бывал во многих арабских странах на войнах, я скажу, что они разозлились и я вам хочу сказать, что в результате Европа рухнет, потому что эти чуваки попрут, потому что мы их разбередили и виноваты в арабских войнах и в терроризме мы сами, Америка виновата, Россия виновата, Европа виновата. Потому что мы колонули арабский мир — мое мнение и мы разбередили эту фигню и теперь нам всем, как говорится, кирдык. Вот что можно говорить о будущем. Это печальная и ужасная ошибка белой цивилизации. Зачем? Нефть нужна была дармовая. Нужно было рабов еще. Сейчас американцам до сих пор рабов нужно. Да, рабов. Сосать, сосать, сосать. Россия нужна, все нужны. Это печальнейшая вещь. Это геополитика. Я знаю многих америкосов, которые очень хорошие люди. У меня есть друзья, я выступаю в университетах, преподаю даже. И так далее. Ну, читаю лекции. Я говорю вам о том, что на самом деле сейчас идут очень фиговые дела, очень фиговые. И вашему поколению придется, блин, столько решать. Решать, решать. Умно. Поэтому вам нужно учиться, учиться и учиться. Как сказал Юрий Шевчук и Ленин.
Поклонник: Вопрос от студентов-историков. Кто же больше постарался — европейцы, американцы или может быть, все-таки, мы?
ЮШ: Мне нравилась позиция, внешняя политика Советского Союза не в том, что мы экспортировали революцию — это мне никогда не нравилось, а мне нравилось то, что все-таки у нас существовал интернационализм. И вот я вырос в этом интернационализме и я вам честно скажу — в моем поколении не было ни русского, ни татарина, ни еврея, ни украинца. У нас были или люди или не люди. Вот это хороший человек, это — плохой. Сейчас все по-другому. Я вам хочу сказать, что в политике Советского государства было много плюсов. Экспорт революции — да, причем брежневистский такой, тяжелый и говенный, когда мы жрали тут я не знаю что, а Куба имела свой сахар — это было печально. Это было не нужно делать. Ну, это от Троцкого еще пошло. Троцкизм — он же до сих пор. И Сталин-то его не убил, его идеи, он просто к ним примазался. Я вам хочу сказать, что в этом я соображаю, да. Вот и сейчас время собирать камни России. А мы уж их разбросали.... Помните, в Евангелии, в Библии — "Время собирать камни". Вот, мы их собираем. Мы собираем — вот, пожалуйста, вам — Чечня, то, се.
Поклонник: Вот, пожалуйста, про Чечню....
ЮШ: Чечня, ребята, это моя, если честно скажу, это моя боль просто. Потому что я присутствовал при вводе войск в Чечню. Это был 94—95 год. И весь январь 95-го года был в Грозном.
Поклонник: Зачем столько погроблено жизней — и российских....
ЮШ: Ребята, это невероятная трагедия, потому что при мне было уничтожено несколько полков. Вот русской армии. И ребята немножко старше, чем вы. Я вам хочу сказать, что я до сих пор пытаюсь понять, до чего я дошел, я вам скажу честно — было заседание правительства и оно было да и я знаю по многим источникам, по личным контактам — сидел Ельцин — это было примерно в октябре 94-го года. Присутствовал Степашин, присутствовал Коржаков, присутствовал Паша Мерседес, присутствовал Чубайс, присутствовал тот директор ФСБ. Ельцину было представлено на стол 4 проекта решения чеченского конфликта. Да. Во-первых, Чечню мы прозевали уже в 91-ом году. Пока Ельцин дрался за власть с коммунистами, коммунисты — с демократами, под шумок было отдано несколько полковых соединений оружия, вооружений. И очень много там осталось оружия. Там осталась авиация сильная. Просто авиацию подорвали, слава Богу. А так было бы — вообще был бы ужас. И далее — я вам рассказываю. У ФСБ был свой план, он в 94-ом году не вышел — танковое это наступление и наши танкисты из этого соединения, там один такой Гелаев, он отошел от этого. Ну, в общем, предали. Вы знаете, в Афгане знаете, что говорят — афганца купить невозможно. Его можно только перекупить. Вот тоже самое можно сказать и о Чечне. То есть когда ты разговариваешь с полковыми командирами, а я их знаю лично и имел, так сказать, возможность с ними поговорить, то это люди абсолютно непродажные — они все за Родину, за свободную Ичкерию. Но перекупить их можно. Вот в этом весь восток. Вот тот персонаж — вы помните "Белое солнце пустыни", восток — дело тонкое, Петруха, — это точно. Потому что настолько действительно тонкое все. Нужно знать. Мы туда ломанулись.... Короче, Ельцин выбрал версию.... Была версия МИДа разрешения ситуации, версия ФСБ, версия ГРУ и версия армии — Паши Грачева. Паша Грачев Ельцину сказал — мы, говорит, двумя десантными полками. И на самом деле, так вошли десантные полки — я был в Чечне 4 января 95-го года. И на самом деле, то, что я увидел, там было не то чтобы ужасно, это было просто. Когда вы знаете, я помню, в Моздоке мы прилетели — был такой медный мелкий дождик кавказский со снегом и сидит десантный полк пацанов ноябрьского призыва восемнадцати лет всем пацанам. Сидит полк — на рюкзаках, с автоматами. Они сидят сутки, вторые.... Я там в МЧС в палатках. Я к ним вышел, говорю — "Ребята, ну чего" — они меня узнали и как-то ко мне потянулись. Честно говоря, мне было так не по себе, и я помню ночь стоял и расписывался всем — "удачи, добра, удачи, добра". На следующее утро их погнали в Грозный, и я одного пацана спросил там, второго, третьего — вы, говорю хоть стрелять-то умеете? Ну, говорят, нам дали по разу в воздух выстрелить и все — вот такие дела. Потом, когда я был через три дня в Чечне — в Грозном уже, мне собрали целый мешок этих военников убитых пацанов — ну и представьте, что со мной творилось. Это было чудовищно. Я тогда увидел именно вот эту вот гнилую демократию так называемую, — а вы знаете, на войне все сразу видно, видна острота жизни, видно, как врет государство, видно, как умирают безвинные люди, видно все, видно, как воруют, воруют, страшно воруют интенданты, воруют чиновники, а потому что там — ценой воровства — жизнь. Просто пацана. Деревенского. Городские не служат. У вас у всех есть отмазка. У деревенских нет. Деревенские пацаны — "Что, че?". Они ничего не видали кроме коров. Тут же Чечня, Грозный. Ужас! Я говорю — "Как же вы можете, вашу мать, это же дети". "На войне как на войне. А что, Юрий Юлианыч, может и вас расстрелять на хуй", — вот так мне отвечали генералы, да! Это было чудовищно. Слава Богу, многие уволены. Но это была правда. Погибло примерно 120 тысяч в первую неделю боя, а у нас по официальным сводкам — 15. Брехня полная. Ну, это же свинство просто. Ну когда у нас государство, по крайней мере ну совместится с человеческим, с общественным. Ладно. Я вам расскажу одну историю, одно стихотворение. Была площадь Минутка, и вы знаете, это удивительная вообще вещь — вы знаете, на войне, я вам хочу сказать одно, не говоря о грязи и свинстве войны — я хочу сказать, что вот в такие ситуации человек проверяется абсолютно — я видел удивительных людей, которые может быть здесь в быту, в мире, они — никто, они какие-то там слесари, Васи там, все, а там на войне они раскрываются — вспомните великого нашего писателя Льва Толстого — капитан Тушин, перед каждым начальством — вот так вот как-то, а на войне он смелый и герой. Я много видел таких людей и вот там на площади Минутка была больничка такая — это 100 метров от фронта, там было шесть медсестер — шесть девчонок — молодых, 18 —19 лет, ни в свое время отбили до меня, пока я туда приполз — я бегал по подвалам — отбили нападение басаевской бригады боевиков, просто взяли автоматы, зажмурились и стреляли. Вот так вот. Они отбили шестьдесят раненых. Сами, девчонки. И вот эти шесть девчонок — я с ними до сих пор дружу. Они из Новосибирска, из Новосибирского госпиталя военного — там Вера, Таня, Тамара, Надежда, Ольга, Наташа и Люба. Я их обожаю просто. Они все, слава Богу, вышли замуж. С 95-го года я сними со всеми поддерживаю отношения. Дело не в этом. Дело в том, что все время туда сваливали в эту больничку все — мертвых, раненых, раненых, мертвых и так далее и так далее и вы знаете, был такой капитан Марковец, потому что бойцы его на плащ-палатке притащили, в грязь так окунули, и бойцы такие, знаешь, крутые, по два метра ростом, такие чуваки, они так встали на колени и плачут. А я снимаю с камерой — "А кто это?". "Это — капитан Марковец. Знаешь, такой парень был, у него осталось две дочки". В Новосибирске. И вот я вам расскажу стихотворение и мы помянем наших павших. Стоя, не чокаясь. Павших чуваков. Настоящих людей. Я надеюсь, вы не против...
Я не знал живого Марковца
Я его увидел только мертвым
Возле Президентского Дворца
Перед грозным небом пулей стертым
Я снимал на видео фасады
Обоженных лиц и душ бойцов
Где, какие отольют награды
Для таких ненужных храбрецов?
И с погон погибшего срывая
Звезды, будто злое небо с глаз
Мне солдат их протянул, кивая
Вот возьми, на память вам от нас
Не забудьте эту грязь — дорогу
К смерти в унавоженной глуши
У него две дочки, все же к Богу
Видно он отчаянно спешил
У "Минутки", возле медсанбата
Где по пояс рваные дома
Видел я сгоревшего комбата
И державу, полную дерьма
Дома, у меня, на книжной полке
Эти звезды до сих пор болят
Капитана Марковца — осколки
Всех доставшихся сырой земле ребят
Ту войну нам этой не исправить
Пусть все перебили, что потом?
На госдаче мемуары править...
Или же остаться с Марковцом.
Царствие Небесное, земля пухом. Загрузил я, загрузил, да?
Поклонник: Юрий Юлианыч, а почему вы не спели "Умирали пацаны"?
ЮШ: Потому что песен очень много, поэтому и не спел. Не потому что я ее не люблю.
Поклонник: А может, споете сейчас.
ЮШ: Я, наверное, что-нибудь другое спою лучше. "Осень" петь я не буду. Что бы вам спеть такое?
Илья Волков: "Наполним небо добротой".
Поклонник: "Агидель".
ЮШ: Да прекращайте. Рокнролл, наверное, тем и отличается от эстрады, что он поет о том, что он хочет. А БГ, кстати, можно поздравить — 50 лет. БГ — чудо, умница, нежнейший человек. БГ, конечно, это классика.
ЮШ: А дайте мне мой рюкзачок, кожаный. Там у меня новые песни, какие-то тексты. Может, я вам что-нибудь новенькое спою. Что старенькое-то. Старенькое — не интересно, скучно. Я тут столько песен написал, ужас. Это — самое главное, что у меня есть. А это вот новые группы всякие вот мне дают. Я их буду слушать. В день по четыре—пять групп.
Поклонница: Нравится что-нибудь?
ЮШ: что-нибудь нравится.
Илья Волков: А можно пока вопрос?
ЮШ: Давай.
Илья Волков: А вот как вы относитесь к проблеме тоталитарных сект?
ЮШ: Очень печально. Я считаю, что это — следствие вот именно этой бездуховности, попсовости страны. Вот они цепляются к людям. И с другой стороны, нет такой вот силы Православия в стране, ну, вот есть Андрей Кураев, есть еще люди, которые занимаются.... Ой, ребятушки, как я устал, если б вы знали...
Учительница: Вот у нас директор ездила в Америку и сфотографировалась с Клинтоном, а мы приедем и скажем, — а нам больше повезло.
ЮШ: Ну, Клинтон тоже ничего — он играет на саксофоне.
ЮШ: Так вы нам расскажите, чем закончится история, историки. Большим взрывом или потопом?
Поклонник: У вас электронная почта есть? Обязательно напишем.
ЮШ:
Контрреволюция, наехав на нас
Довела до больницы, вырос живот.
Рок-н-ролл стерт, я учусь играть джаз
Но меня рвет — полный рот нот.
Старости нет, есть только усталость,
От баррикад ни фига не осталось,
Скупые коллеги, любовь на панелях
Бутылки от пива а на рок батареях.
Контрреволюция ставит вопрос:
"Как подключить к тебе мой насос?"
Шелестит шоколадками вечная глупость
Твоя дальнозоркость, моя близорукость
Справедливость еды и вечная жажда,
Как выйти сухим из воды этой дважды?
А веруя, а веруя, но веруя в "если",
Эксгумируя спьяну великие песни
И многое здесь переварено в студень
Умные мысли надежней великих идей
Контрреволюция — не всем, как людям
А каждому, как у людей.
И лучшие чувства — давно не с нами,
Доскреблись до чистилища, разгребая завалы
И, как водится вслед за погибшими львами
Бредут, разбирая их кости шакалы.
Северный ветер рвет ваши тени,
Че Гевара, Хусейн, Гарри Поттер и Ленин
Контрреволюция добра и гуманна,
Но очень туманно и непостоянно
Есть в демократии что-то такое,
До чего неприятно касаться рукою...
Хрипит перестройка в отвоеванных кухнях,
Ждет, когда и эта стабильность рухнет.
Поглупевшее время сдавила икота,
Я тоже буржуй, у меня есть холодильник,
15 гитар, ночь, друзья, Нижний Новгород...
Но мне не до сна, изо рта лезут ноты
Дураки называют нас совестью рока
Циники видят хитроумный пиар
А я не желаю дохнуть до срока
У меня в глотке рвет связки и дар.
Все возвращается на круги своя
Рокнролл — это когда-то ты да я,
Но контрреволюция всегда с тобой
Лежит в постели третьей ногой...
Это задумка.... Сейчас я вам еще одну песню спою, она такая.... А давайте свет выключим.... И дайте мне прикурить. А то вы как-то все курите... Это будет завершающая песня, как на фронте говорят. Еще одну свечку — не вижу текста.
Это новая песня.
Закрылась дверь, он вышел и пропал
Навек исчез — ни адреса, ни тени,
Быть может, просто что-то он узнал
Про суть дорог и красоту сирени,
Пропавший без вести, скажи, как мне найти,
Открыткой стать и вырваться из сети,
Неверный шаг, растаявший в пути
Всепермалывающих столетий
Я замечаю, вижу — ты везде,
Лежишь печально снегом на аллеях
В листве сырой, растрепанном гнезде,
На мертвых пулях и убитых целях
Пропавший без вести, я где-то замечал,
Твои глаза, улыбку и походку.
Ты, исчезая, что-то мне кричал
О злой любви и требовал на водку.
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Я назову тобой дорогу, я назову тобой дорогу.
Пропавший без вести смешал весь этот мир,
Добавил в сущность ложку человека,
Без наготы, без ксивы и квартир
Лишь на секунду выпавший из века.
Пропавший без вести, ты знаешь обо всем,
О том, как выйти за пределы смысла,
Не воскрешен, но вечен — с ним и в нем
Уничтожаешь формулы и числа.
(А давайте хором — и...)
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Я назову тобой дорогу, я назову тобой дорогу.
Жизнь дорожает, выбившись из сил,
Зализывает раны после драки,
А ты на этом полотне светил
Мне подаешь таинственные знаки.
Пропавший без вести, я знаю ты — живой,
Вас миллионы бродят между нами
Смотрите на могилы с номерами
И на свой путь очерченный прямой.
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Пропавший без вести, я назову тобой дорогу
Я назову тобой дорогу, я назову тобой дорогу.
Я назову тобой дорогу, я назову тобой дорогу....
Ну, и наверное пора уже спать.... И мы все с вами пропадем в этих снах, в волнах, так сказать, Бога сновидений. По-моему, все было хорошо. Спасибо.
Мы: Спасибо вам...
От себя хочу сказать, что очень хочется надеяться, что такие посиделки произойдут еще не раз и еще не раз мы с дядей Юрой выпьем, посидим, а самое главное — поговорим по душам. И хочется надеяться, что все последующие концерты ДДТ в нашем городе будут такими же классными, как этот. Все.
Трибунал Сыновний расставит все точки и хозяина тюрьмы поставят к стенке
- Мам, а тебе нравится Ксюша?
- Да, нравится.
- Она очень хорошая. Очень умная. Очень добрая.
- Да, правда нравится.
- А что тебе в ней не нравится?
- То есть?
- Ну вопрос такой тебе задаю
- *отворачиваясь к стенке* спать хочу
Ну все, Маман, я больше не сомневаюсь в вашем понимании. Я вам выдал самое святое. Больше этого у меня ничего нет. А вы к стенке. Это как меня к стенке. Игра слов просто понравилась. Спите, маман, спокойной вам ночи.